Типичный герой российского кинематографа — очень сложно представить его в отрицательной роли. Обаяние Юрия Мефодьевича было таким, что играть откровенных мерзавцев ему и не предлагали. Тем не менее сама фактура Соломина выгодно отличалась от всех типовых харизм отечественного кино. За ним закрепился образ «хорошего белогвардейца». То есть, конечно, герой безусловный и однозначный — просто немного «не советский», пишет РИА Новости.

Конечно, первой большой его звёздной ролью стал Павел Андреевич Кольцов из многосерийного фильма «Адъютант его превосходительства». Идеальный разведчик, стопроцентно вписавшийся в стан «лакированных беляков». Он бескомпромиссен и храбр, жертвует собой ради общего дела.

Фраза «Павел Андреич, вы шпион?» мгновенно ушла в народ (более того, ей сразу же народная молва приписала задумчивый отзыв, которого не было в картине: «Видишь ли, Юра…»).

Так и остальные киногерои Соломина — разведчики, офицеры, первопроходцы — все несли на себе отпечаток прежнего времени, были слегка «не такие», в них было невероятное внутреннее обаяние и фантастический шарм самого артиста. Будь то Арсеньев в оскароносном «Дерсу Узала» Акиры Куросавы или же полковник КГБ Славин из «ТАСС уполномочен заявить», или чекист Возницын из «Квартета Гварнери».

Так что когда для телесериала о легендарном Штирлице понадобился актёр на роль отца главного героя (с ним он постоянно ведёт мысленный диалог), выбор в пользу Соломина был и очевиден, и некоторым образом даже предопределен. Кто ещё мог сыграть человека из того дореволюционного времени — с «той» моралью, статью и бескомпромиссностью?

И даже когда ему доставались лирические роли (как, например, трактирщик Эмиль из «Обыкновенного чуда» Марка Захарова), он отыгрывал их с присущей ему тактичностью, нежностью и романтизмом. А уж если на экране возникли двое братьев Соломиных — Юрий и Виталий (как в экранизации оперетты «Летучая мышь») — наступала абсолютная кинофеерия.

С Виталием они были совершенно разные и по темпераменту, и по харизме — их даже невозможно сравнивать. При этом оба служили в Малом театре, который дал им возможность исполнить весь классический репертуар. И если Виталий больше тяготел к легкости водевиля и с наслаждением участвовал в комедиях, то Юрию требовался масштаб драмы, он с удовольствием заходил в исторический материал.

Собственно, в театре Соломин и был настоящим королем: именно там он реализовывал себя и как артист, и как режиссёр, и как художественный руководитель. При Соломине Малый театр продолжал оставаться оплотом традиционной сцены, но порой позволял себе неожиданные отклонения.

Чего стоит, например, постановка всей исторической трилогии Алексея Толстого «Смерть Иоанна Грозного», «Царь Фёдор Иоаннович», «Борис Годунов». Со сквозными актёрами-персонажами, переходящими из спектакля в спектакль, и с единым сценографическим (для 70-х годов весьма смелым) решением.

Постановщиком был Борис Равенских, один из самых ярких (и, увы, наиболее недооцененных широкой публикой) режиссёров. Ну а Соломин оставил за собой роль царя Фёдора, где раскрыл драматический дар, продемонстрировав невероятную способность к сценическому перевоплощению.

Яркая работа нового века — «Кабала святош». Булгаковский материал требовал вдумчивого подхода, и Мольер у Соломина представал человеком страстей — как личных, так и общественных.

Сделал Соломин и новую редакцию «Горя от ума», пригласив Сергея Женовача: когда-то его брат Виталий блистал в этой пьесе в роли Чацкого. А позже Юрий Мефодьевич сыграл Фамусова, и эта сценическая работа стала одной из любимых в его поздней карьере. Слегка вальяжный, но наделенный некой внутренней силой — Соломин делал Фамусова не карикатурным, а весьма ироническим и по-своему даже тонким человеком.

Вернул Соломин в Малый театр и комедию-буфф. Такую как «Филумена Мартурано» — сцена должна была предлагать дозу отдыха, развлечения, и худрук это прекрасно понимал.

Он искренне любил зрителей, а те, приходя в театр или снова собираясь у телеэкрана, восхищались героями Соломина. В которых можно было так легко влюбиться, которым так хотелось подражать и которые казались невозможными пришельцами из давно забытого, но прекрасного прошлого.