Фильм ужасов – один из старейших жанров. Страх на экране легко передать без слов, с помощью музыки, монтажа, операторской работы и просто жутких персонажей – неслучайно старые голливудские хорроры снимали европейские мигранты, порой не очень хорошо знавшие язык. США по-прежнему остаются одним из лидеров жанра, но хоррор-энтузиасты создают собственные картины в других странах, предлагая аудитории взглянуть на него по-новому. О пяти любопытных примерах неголливудских фильмов ужасов – в материале «Курсива».

Израиль – «Бешеные» (2010)

В истории кино еврейский фольклор был не самым частым, но важным элементом фильмов ужасов. В начале XX века легенда о Големе, послужившем прообразом монстра Франкенштейна в классической картине с Борисом Карлоффом, стала одним из краеугольных камней немецкого киноэкспрессионизма, своего рода эстетического канона будущих хорроров. А диббук (злой дух, являющейся душой умершего злого человека) приглянулся некоторым режиссёрам для более оригинальной трактовки темы одержимости и экзорцизма. Об этом, например, американские «Шкатулка проклятия» и «Нерож­денный», спродюсированные Сэмом Рейми и Майклом Бэем.

Однако официально первым израильским фильмом ужасов стали «Бешеные» дебютантов Аарона Кешалеса и Навота Папушадо. Но они вдохновлялись вовсе не мифологическими персонажами, а более современными слэшерами о маньяках-убийцах и их невезучих жертвах.

Сверхъестественных элементов, привычных для фильмов, опирающихся на христианскую мифологию (взять хотя бы распятие, главное оружие против вампиров), здесь нет, а главный злодей неотличим от «мирных»: у него нет маски и вообще любых стильных атрибутов вроде перчаток с лезвиями. Кажется, главное зло здесь – череда роковых недопониманий между разными персонажами, начиная от лесного рейнджера и парочки не очень умных полицейских и заканчивая братом с сестрой – сбежавшими из дома любовниками. Почти для всех этот день закончится очень плохо, причём убивать придётся не только маньяку.

«Бешеные», несмотря на простоту сюжета, построенного вокруг блужданий по лесу (идеальная декорация для жанра), и игру в «кошки-мышки», отличаются режиссёрской энергией, которая бодро перемешивает кровавые убийства с черным юмором. Знающие зрители увидят здесь влияние классики вроде «У холмов есть глаза» (1977) Уэса Крэйвена или более современных жанровых упражнений в B-movie Элая Рота, коллеги Квентина Тарантино, например издевательской «Лихорадки» (2002). Сам Тарантино, кстати, похвалил следующий фильм израильских постановщиков, закрученную криминальную историю «Очень плохие парни» (2013) о насилии и мести.

Иран – «В тени» (2016)

Сегодняшний ренессанс фильмов ужасов принято описывать по-разному. Кто-то предпочитает термин elevated horror (так называемые умные или артхаусные ужасы), кто-то говорит о «пост-хорроре». Но исследователи и критики сходятся в одном: сейчас главным козырем в руках кинематографистов становится использование монстров как метафоры социальных или психологических проблем.

«В тени», снятый на фарси при участии Великобритании, Иордана, Катара и Ирана, открывается хроникальными кадрами ирано-иракской войны 1980-х годов, смонтированными с изображения­ми демонов. Мысль проста: война – такое же необъяснимое зло, как нечисть из древних легенд. Ракетный удар в многоквартирный дом Тегерана приносит с собой джиннов, которые начинают преследовать мать и дочь, и перед нами разворачивается классический сюжет о спасении ребёнка от монстров, как, например, в японском «Звонке» (1998) или австралийском «Бабадуке» (2014).

Режиссёр Бабак Анвари хорошо ориентируется в жанре. Фильм разыгран по всем классическим правилам: саспенс в разумных порциях перемешан с откровенными джамп-скейрами, финал открыт для оптимистичных и пессимистичных трактовок, а мис­тические события и вовсе могут быть игрой измученного воображения – после Исламской революции главная героиня Шиде потеряла возможность окончить университет, и дом становится для неё не только крепостью, но и тюрьмой. Джинны лишь изредка появляются в кадре – это высокие фигуры, обернутые в ткань и напоминающие дементоров (и персонажей авангардного фильма «Полуденные сети»). Может быть, поэтому Шиде, надев чадру, так же пугается своего отражения.

Чили – «Дом волка» (2018)

Жанр «найденной пленки», то есть фильма, снятого героями внутри сюжета и якобы основанного на реальных событиях, освоен хоррорами уже давно. Одним из первых примеров считается культовый итальянский «Ад каннибалов» (1980), шокировавший публику жестоким правдоподобием. А популярность, дешевизна и простота «Ведьмы из Блэр» (1999) и «Паранормального явления» (2007) породили массу подражателей, и вскоре приём стал надоедливым клише.

Тем не менее «Дом волка», стилизованный под «найденный фильм», можно назвать одной из самых оригинальных картин. Режиссёры Хоакин Косинья и Кристобаль Леон кропотливо создавали его пять лет – именно столько ушло на необычную технику, сочетающую перекладную и кукольную анимацию. Фильм представлен как учебный (вернее, пропагандистский) ролик, прославляющий жизнь в немецкой колонии в Чили. Короткий пролог с идиллическими кадрами сменяется кошмарными сценами из жизни девушки Марии, сбежавшей в лес. Она обустраивается в маленькой хижине, но забыть о своём страхе не удается: дом, несмотря на все старания, больше похож на живого монстра. Время и пространство в нём постоянно искажаются, словно подстраиваясь под её настроение. А снаружи бродит то ли реальный, то ли вымышленный Волк, желающий, как в сказке про поросят, сломать домик и вернуть Марию назад в колонию.

«Дом волка» становится ещё страшнее, когда зритель понимает, что он основан на одной из самых кошмарных историй XX века и отсылает к реально существовавшему обществу «Дигнидад», созданному бывшим солдатом вермахта Паулем Шефером и участвовавшему в преступлениях режима Аугусто Пиночета. Отсюда оригинальное решение выдать фильм за подлинный документ эпохи. Авторы при этом скромно обозначили себя как «участников реставрации».

Беларусь – «Сашин ад» (2019)

В начале 2000-х годов в американском кинематографе возникло такое явление, как мамблкор – независимые фильмы, сочетающие юмор и драму. Их сюжеты строились на бытовых, часто импровизированных диалогах (отсюда и название: mumble означает «бормотать или болтать»), а дешевизна производства соседствовала с естественностью и искренностью. Через некоторое время почти в шутку от него отпочковался мамблгор (от английского gore – «кровь»), особая разновидность ужасов, для которых слово «странный» – лучшее определение.

Кинематограф Никиты Лаврецкого, белорусского независимого режиссёра и кинокритика, известного своими точными прогнозами премии «Оскар», тоже можно описать словом «странный» (сам же автор предпочитает термин «конченный»). «Сашин ад» – оригинальный мамблгор о встрече минского «офисного планктона», битмейкера и просто чудика Саши с бельгийским рэпером Оли, который приехал дать концерт и снять клип. Фильм снят на VHS-камеру, и за нарочитой небрежностью кроется настоящая продуманность и вдумчивость.

В своих работах Лаврецкий принципиально отходит от традиционной драматургии и привычных технологий создания, используя, например, собственные архивные записи для автобайопика «Никита Лаврецкий» (2019) или съёмку на айфон (его последняя картина «Свидание в Минске», недавно победившая на португальском фестивале документалистики Doclisboa).

Нечеткое изображение с артефактами здесь становится порталом в мир Саши, который, как можно догадаться из названия, сравним с адом. В определенный момент камера перестает фиксировать болтовню и шатания двух едва знакомых приятелей и внезапно переключается на оккультные ритуалы. Выглядит это одновременно смешно, жутко и даже трогательно, а значит, Лаврецкий со своей задачей справился блестяще, решившись на создание этого, по собственному определению, эмо-хоррора.

Сенегал – «Салум» (2021)

За последние несколько лет сенегальский кинематограф привлекает к себе внимание уже минимум второй раз. В 2019 году фильм Мати Диоп «Атлантика» участвовал в конкурсе Каннского кинофестиваля и был отмечен Гран-при. В 2021 году на Международном кинофестивале в Торонто, сопоставимом по масштабу с Каннами, показали «Салум» – лихо закрученное и энергичное кино Жана Люка Эрбуло, в котором один жанр сменяется другим.

История начинается как хайст-муви, фильм-ограбление, в духе миссий игры GTA. Трое безбашенных наемников – Чака, Рафа и колдун с длинными белыми дредами Минуи, спасают мексиканского наркобарона из эпицентра событий в Гвинее-Бисау, во время государственного переворота, и везут его в город Дакар. Но поломка транспорта вынуждает их остановиться в сенегальской глуши, у реки Салум, на постоялом дворе. Дальше события напоминают классический английский детектив: каждый из гостей выглядит подозрительно, в том числе сам хозяин с маской добродушия на лице. Кроме того, Чака, смахивающий на ковбоя Джанго, страдает кошмарами, и скоро станет понятно, что у него есть свои скрытые мотивы. Так фильм превращается в вестерн про месть, сокровища и перестрелки на фоне живописных пейзажей: река здесь имеет такое же значение, как, скажем, у Джима Джармуша в «Мертвеце».

Но и это не все. Во второй половине герои сталкиваются с древним проклятием. Теперь они должны сражаться не друг с другом, а со злыми духами, годами терроризирующими жителей деревни, и фильм наконец переходит в категорию ужасов. Неполные полтора часа Эрбуло удерживает внимание зрителя и жонглирует набором жанров и приемов, почти не сбиваясь с ритма. «Салум» уже успели сравнить с «От заката до рассвета» (1996), не говоря уже о классике вроде Джона Карпентера и его фильмов «Нечто» (1982) и «Нападение на 13-й участок» (1976).