Законодательство Казахстана не запрещает венчурные инвестиции, но, по мнению игроков рынка, не даёт основу для динамичного развития. Представители венчурных фондов и бизнес-ангелы рассказали «Курсиву», что они хотят изменить в документах, регулирующих «рискованный бизнес».

Индустрии нужны деньги

В поле зрения законодателя венчурные инвес­торы появились в 2018 году. Тогда в закон «Об инвестиционных фондах» вписали главу о работе венчурных фондов и даже в название документа добавили слово «венчурных», что показывало значимость новых для казахстанского рынка структур.

В том же году запустили госпрограмму «Цифровой Казахстан», которая дала возможность открыть международный технопарк IT-стартапов с особым налоговым режимом Astana Hub, создать частные отечественные и международные венчурные фонды, клубы бизнес-ангелов, запустить акселерационные и инкубационные программы. Но с тех пор законодательные нормы «застыли на месте», а некоторые аспекты работы отрасли до сих пор не урегулированы.

«Закон нуждается в пересмотре и дополнении касающихся установления и развития взаимоотношений между стартапом и инвесторами, механизмов их защиты, а также процедур выхода из стартапа для инвесторов», – высказал своё мнение Аслан Султанов, председатель правления Казахстанской ассоциации венчурного капитала и прямых инвестиций (АВКиПИ), которая сегодня объединяет два венчурных фонда: MOST и Tumar VF.

В фонде MOST инициативу АВКиПИ по изменению законодательства поддерживают и добавляют, что нужно вносить поправки сразу в несколько НПА, касающихся деятельности венчурных фондов и бизнес-ангелов.

«Необходимо внесение изменений и дополнений как минимум в 10–15 законов. Ключевые из них: закон «Об акционерных обществах», «О госаудите», «Об инвестиционных и венчурных фондах», а также Бюджетный и Налоговый кодексы», – перечисляет управляющий партнёр MOST Павел Коктышев.

Государство зовут на огонек

Сейчас главная помеха для развития венчурного рынка – нехватка ликвидности, считает Павел Коктышев.

«Оборотные средства и остатки на счетах квазигоссектору рекомендуется хранить на банковских депозитах или в нотах Нацбанка. То есть компании имеют ликвидность, которую можно инвестировать в венчур. При этом формально, по закону, АО (в этой правовой форме создаются квазигосударственные компании. – «Курсив») имеют право инвестировать напрямую в стартапы и инновационные компании, но такой практики не сложилось. Все боятся «преследований» по антикоррупционным нормам», – объясняет Павел Коктышев.

Он предлагает более чётко прописать в законах механизмы инвестирования в венчурные фонды со стороны квазигосов, а также внести нормы, которые позволят пенсионным и страховым компаниям делать вложения в венчурные фонды.

«Поправки откроют доступ венчурной индустрии к ликвидности, которая есть у перечисленных институтов», – говорит эксперт.

В АВКиПИ также считают, что государственно-частное партнёрство (ГЧП) может стать полезным для развития венчурного инвестирования.

«Вместе с участниками рынка мы должны понять, как лучше сотрудничать с государством для более эффективного инвестирования государственных средств. В мировой практике успешно применяется подход соинвестирования, когда наряду с государством в проект вкладывают частные компании или фонды. Разделяя с государством риски, они привносят свою долю экспертизы и инвестиций. Взамен государство поощряет такие компании налоговыми послаблениями», – поясняет Аслан Султанов.

Активное присутствие государства в этом сегменте может помочь венчуру в плане привлечения иностранных денег. По словам Павла Коктышева, сегодня MOST Ventures привлекает средства от иностранных институциональных инвесторов. «Но иностранцы требуют присутствия национальных инвесторов через так называемый подход skin in the game (рисковать своей шкурой)», – подчеркивает Коктышев.

В начале этого года объявили о создании Tumar Ventur Fund по проекту «Стимулирование продуктивных инноваций», который реализует Минцифры. Размер фонда $20 млн, из которых половина – деньги частных инвесторов, а другая часть – средства Всемирного банка, который он выделил РК для развития региональных экосистем венчурных инвестиций. Партнёрство Tumar VF и государства может быть показательным для других компаний с собственником-государством, надеются в АВКиПИ.

«Это первый случай, где государство в лице МЦРИАП (Минцифры. – «Курсив») пусть и не средствами из бюджета, а деньгами от Всемирного банка вложилось с частными инвесторами по схеме 1:1. И это идеальная картина, которая может быть интересна квазигоскомпаниям. Но на этом не надо останавливаться, потому что потребность рынка намного выше», – говорит Коктышев.

Кульбиты с налогами

Другой важный пункт, требующий изменений, касается налогов на дивиденды для частных инвесторов. Если до 1 января 2023-го бизнес-ангелы платили 5% с дивидендов, а в МФЦА вообще была нулевая ставка, то с начала года инвесторы обязаны платить 10% с доходов.

«По сути, убрали предыдущие льготы и ввели плоскую шкалу в 10% для всех. Хотя прибыль с дивидендов – это тот актив, который позволяет профессиональному инвестору реинвестировать деньги далее в экономику. В других странах с дивидендов в венчурных сделках налоги почти не платятся, как и налог на прирост стоимости активов. Больше всего смущает непоследовательность правительства в изменениях налоговых ставок, когда их то повышают, то снова снижают, ожидая притока инвестиций, но доверия такими кульбитами не вернуть», – отмечает Коктышев.

Бизнес-ангелы также указывают на прорехи в законодательстве.

«Хоть госорганы и интересуются, как нужно усовершенствовать законодательство, но пока в целом очень недружелюбное налоговое регулирование для инвес­торов», – считает бизнес-ангел Дана Блиева.

Она объясняет, что налоги с инвесторов взимаются при вы­игрыше, то есть если ангелы продадут долю в успешном стартапе. А если стартап закрылся и ангел потерял деньги, то в Казахстане эти траты никак не учитываются, в отличие от других стран.

«В Британии, например, государство берет на себя до 85% рисков инвестора в стартапах. То есть если инвестор потерял как ангел, то он может зачесть 85% потерь как уже уплаченные налоги», – приводит пример Дана Блиева.

Она надеется на более тщательную, с привлечением экспертов, проработку закона. Измененный закон позволит государству получать дополнительные налоги, бизнес-ангелам – развивать стартапы с самых ранних и рискованных стадий и получать прибыль, а стартапам – привлекать инвестиции на посевных стадиях.

Мурат Абдрахманов, крупнейший по портфелю казахстанский частный инвестор, также отмечает, что в республике потери ангелов при закрытии стартапа не то что не компенсируются, но даже не списываются при уплате налогов.

«В России, когда стартап, зарегистрированный в технопарке «Сколково», прогорает, то ангел получает компенсацию в 50% в рамках налога на доходы физических лиц. Если казахстанский инвестор вкладывает деньги, то государство должно 50% соинвес­тировать или компенсировать расходы», – считает Абдрахманов.

Из улучшений со стороны госорганов он отмечает, что в прошлом году Комитет госдоходов РК исключил из офшорных зон штат Делавэр, который котируется во всем мире благодаря своему налоговому режиму и расположению в США. Соответственно, казахстанские ангелы могут вкладывать деньги в стартапы в Делавэре, в том числе и казахстанские, которые масштабировались за океан.

Венчур в двух измерениях

Сегодня венчурный рынок параллельно, без противоречий, работает в двух режимах: в периметре национального законодательства и английского, действующего в МФЦА.

«Сейчас сложилась практика, когда деятельность стартапов и инвесторов, которые хотят работать внутри страны, регулируется национальным законодательством, а тех, кто планирует работать на международных рынках, – правом МФЦА», – делится наблюдениями Павел Коктышев.

Адиль Нургожин, партнёр венчурного фонда Big Sky Capital, добавляет, что в МФЦА также создана инфраструктура, в которой активно структурируются венчурные сделки. Поэтому, по мнению Нургожина, казахстанский закон «О венчурных фондах» вообще не нужен.

«Иностранные венчурные инвесторы после первых посевов переводят стартап в комфортную для него юрисдикцию. Поэтому для ранних инвестиций МФЦА позволяет заключать сделки в хорошей налоговой зоне и с понятным английским правом, которое привычно для инвесторов, во всяком случае тех, с кем я имею дело», – объясняет свою точку зрения Адиль Нургожин.

В АВКиПИ разделяют его точку зрения с оговоркой, что инструментов в МФЦА уже недостаточно, а две юрисдикции нужно синхронизировать.

«Важно, чтобы нацкомпании заходили в МФЦА и насытили рынок ликвидностью. Одной юрисдикции с английским правом недостаточно, так же, как и налоговых льгот в Astana Hub. Это уже есть практически во всех соседних странах. Крупные фонды и компании придут в МФЦА при наличии государственного софинансирования и капитала», – заключает Павел Коктышев.

Как отметили в АВКиПИ, поправки в закон «О венчурных фондах» и другие национальные законы не должны быть однобокими – они должны отражать интересы всех стейкхолдеров рынка венчурного капитала на многие годы вперед. С МФЦА и Минцифры у ассоциации есть понимание, осталось только, чтобы экономический блок правительства также поддержал инициативу.

Понятия «бизнес-ангел» нет в законодательстве Казахстана. Страдают ли от этого сами ангелы?

Дана Блиева, бизнес-ангел:

«В нашем законодательстве число участников венчурного фонда не может быть менее двух, что создает трудности для индивидуальных инвесторов, а статус бизнес-ангела вообще не определен. Поэтому мы объединяемся в клубы для обмена опытом и снижения рисков, формируем венчурные синдикаты. Я пока только инвес­тирую с горизонтом выхода через 3-5 лет, продажи стартапов ещё не было. По­этому надеюсь на соответствующую поддержку от государства».

Бахт Ниязов, бизнес-ангел и управляющий партнёр MOST:

«Я пока не чувствую, что мои права как частного инвестора страдают из-за того, что в законе не прописано такое понятие, как «бизнес-ангел». С точки зрения моей гражданско-правовой ответственности, те договоры, которые я подписываю, заходя в стартапы, не меняются от того, как это назвать. Могу точно сказать, что, встречаясь с такими же частными инвесторами, мы ещё ни разу не обсуждали этот вопрос как животрепещущий».